А потом пришли оба старших и начали ругаться. Но как-то… м-м-м… слабенько, неинтересно. Грибник, когда Гельда учил, сильнее ругался. Точнее, длиннее. Потом отворачивался и хмыкал. А эти боялись. Ругаются и боятся. Боятся и ругаются. Мол, почтенные маги своими раз-бор-ка-ми спать мешают. А завтра — опять дорога. А люди — устали. А… А что делать, если эти орут? Особенно когда мертвяки их жрать начинают? Или когда тех, кто рядом, жрут?… Нет, можно, конечно, их по голове бить, но они тогда бояться перестают. А страх — это Сила, а Силу можно накопить. На потом. На всякий случай…
В общем, те, кто ещё не проснулся, успели проснуться и тоже ругаться стали. Но очень хитро. Мол, какие придурки там шумят. Это про старших-то! И старшие услышали. Тоже отвернулись, захмыкали и в конце концов вежливо попросили на сегодня закончить. Пришлось послушаться. В смысле, не совсем закончить, а с опытами. Так, быстренько выпить оставшееся мясо и расходиться. В конце концов, магам и правда спать надо. И Хасси тоже. Живые они…
Тихая ругань продолжалась уже с полчаса. Караванщик с гвардейцем старательно делали вид, что мирно беседуют, однако давно уже были готовы схватиться один за кинжал, а второй за меч. Камнем преткновения была следующая ночная стоянка. Точнее, как протащить через неё мертвеца и не вызвать при этом подозрений. Проблема состояла в том, что ночевать придётся не посреди чиста поля, а на огромном постоялом дворе, аналоге караван-сараев Юга. Построили этот двор в давние времена, когда на перекрёстке торговых путей возникла небольшая деревенька, переросшая потом сначала в село, а затем и в небольшой городок, жители которого с удовольствием принимали гостей, предоставляя им всяческие услуги, начиная с кузнецов и заканчивая блудливыми девками и выпивкой. А заодно и возможность что-то прикупить, а что-то и продать, благо в окрестностях хватало и полей, и садов, и охотничьих угодий.
Вот и повелось у проходящих мимо караванов задерживаться там на денёк-другой — лошадей перековать, сани-телеги-упряжь починить, новости послушать, поторговать, наконец… Керах и сам намеревался там остановиться, как уже не раз делал, и Дарсиг против этого не возражал — действительно, проскочи караван мимо, выглядеть будет слишком уж подозрительно. Вот только зачем ещё и лича с собой тащить? Явно же кроме всего хорошего в том месте и всякие любители совать нос в чужие дела свои глаза и уши держат! Те же Светлые, например.
«Оно-то как раз и хорошо! — пытался вдолбить вояке купец. — Мы там как раз жалобу на нападение подадим. Королевскому судье. А вы, господин капитан, её и засвидетельствуете. И подопечный наш засвидетельствует».
«Скажите ещё, почтенный, — язвительно отвечал гвардеец, — что он тоже жалобу подаст!»
«Не угадали, господин капитан! — выражать голосом мнение об умственных способностях собеседника торгаш умел не хуже. — Его сиятельство жалобу подавать не станет, поскольку это нападение доставило ему удовольствие!»
«Ну коне-э-эчно! Так и заявит, что, мол, в результате два десятка пленников сожрал! Мол, хорошо пообедал!»
Затем оба смотрели друг на друга, как на юродивых, и ненадолго расходились, чтобы остыть. А немного побродив по лагерю, встречались опять. И всё начиналось заново.
Собственно, Антир собрался ни много ни мало, а узаконить мертвеца, подложив при этом Ордену Света изрядную свинью. Белорясым придётся либо объявлять своих отступниками, либо признаваться в нарушении договора о караванах, а за это… Какое наказание предусмотрено за нарушение договора, Дарсиг не знал. Но как бы то ни было, такая новость, разлетевшись по королевству, вызовет множество слухов и сильно подпортит репутацию Ордена. Объявить напавших самозванцами белорясые не смогут — оба тела едут в последних санях и наверняка будут опознаны. Смущала капитана именно безопасность объекта: если вдруг окажется, что он недостаточно серый… Или, другими словами, слишком тёмный… Как бы ему, Дарсигу, и его сопровождению не пришлось выполнять приказ по захвату и уничтожению подопечного. Убийственный, следует сказать, приказ. Убийственный для исполнителей — Вертин ни секунды не сомневался в исходе такого боя, буде он состоится.
Однако ж упёртый торгаш в ответ на подобные аргументы только хмыкал, таинственно улыбался и вообще всеми силами давал понять, что знает какую-то тайну. И продолжал настаивать на своём, отмахиваясь от предложения Дарсига разделиться и встретиться за городом.
— Ну как вы не поймёте, господин капитан?! Подозрительно это будет выглядеть! Очень подозрительно!
Вот этого Вертин не понял. Какому идиоту придёт в голову подозревать егерей, проверяющих дорогу? Однако не успел гвардеец раскрыть рот, чтобы высказать это оппоненту, как купчишка его срезал:
— Ну вот скажите, господин капитан, разве бывают патрули с санями? — и добил, насмешливо глядя в непонимающие глаза военного: — С чего вы взяли, что князь и его спутники умеют ездить верхом? И где вы возьмёте лошадей, согласных везти на себе лича и оборотня?
Так и не найдя приличных выражений для ответа, Дарсиг развернулся и отправился в очередную прогулку вокруг лагеря. Следовало успокоиться и хорошенько подумать, в каких словах признавать своё поражение. Проклинать собственную недогадливость можно будет и потом.
Те, кто думает, что в провинции жизнь останавливается, глубоко заблуждаются. Она всего лишь притворяется остановившейся. На самом же деле здесь бушуют такие же жуткие страсти и плетутся такие же сложные сети интриг. И провинциальная мода на самом деле отстаёт от столичной не так уж сильно. Более того, если называть вещи своими именами, нередко как раз именно достижения этой самой провинциальной моды её столичная сестра выдаёт за свои. И ещё многое и многое другое. Надо лишь суметь разглядеть это под тонким покрывалом патриархальности и неторопливости.