Арсхану тогда повезло — оказавшись единственным почти женатым, средний братец выдвинул совсем уж убойный аргумент. Внуков. В смысле, детей, которых успели родить ему подруги-любовницы и в которых Его Величество буквально души не чаял. Потому и отделался легче всех. Самого-то Рисхана отец едва ремнём не отходил, когда услышал отказ: старший сын не пожелал бросать свою любимую армию ради государства. Мол, не для этого он отдал ей почти всю сознательную жизнь.
В этих словах никакого преувеличения не было: в семь поступив в военное училище для дворянских детей, Рис выпустился в семнадцать в чине прапорщика, отправился на границу, в один из егерских батальонов, десятником и за следующие восемь лет выслужил капитанский чин, попутно заработав несколько лишних дыр в шкуре, знак «За храбрость» и пару орденов.
Нет, происхождение, конечно же, сыграло свою роль: Рисхана, в отличие от сослуживцев, не придерживали в чинах и не зажимали с наградами. Но вот перстень Наследника, висящий на шее на шнурке, Его Высочество доставал только раз — когда переведённый из столицы бригадный интендант окончательно обнаглел, вообразив, будто его связей достаточно для прикрытия от чего угодно. Рис до сих пор помнил удивлённые глаза мерзавца, до самой смерти так и не поверившего, что это — конец… Само собой, родственники повешенного попытались потом предъявить королю претензии, однако никто их не поддержал: дураков и неосторожных не любят нигде. А Рисхана сначала на границе, а потом и по всему королевству солдаты стали называть «наш принц»…
Потом был перевод в полк. Тоже егерский, но занимающийся охотой на дорогах. Гоняющий банды. Как настоящие, так и организованные владельцами земель. Именно тогда наследник впервые столкнулся с разведкой: мало было разделаться с лихими людишками, требовалось ещё и выяснить, не имелось ли у них связей со всякими баронами, графами и тому подобными. Особенно там, где проходили караваны из долин Каменных Клыков.
Потом гвардия, потом Главный Штаб, должность помощника главнокомандующего и наконец…
— О чём мечтаешь? — средний брат, довольной физиономией напоминающий добравшегося до сметаны кота, нахально скалился с верхней ступеньки ведущей на второй этаж широкой лестницы из белого мрамора. — Кир решил поставить тебя ещё и верховным адмиралом при нашем флоте?
Старший фыркнул: пара десятков кораблей, патрулирующих единственную судоходную реку, протекающую через всё королевство, давно уже имелась. Командовал этими скорлупками, а также морской, то есть речной пехотой и всеми соответствующими службами самый настоящий адмирал. Вот только называть это безобразие флотом… Фыркнув ещё раз, Рисхан заговорил о другом:
— Одевайся, во дворец поедем.
— Во дворец?! — брови Арсхана приподнялись в удивлении.
— Угу, — вздохнул главнокомандующий. — Поможешь невесту выбрать. Папа решил заодно и меня женить.
Мир выглядел необычно. Площадку перед башней покрывал слой чего-то непонятного, рыхлого. Неизвестно откуда взявшегося: никто ночью к башне не приближался и тем боле не поднимался на крыльцо — уж Гельд бы почувствовал. Он застыл в дверном проёме, пытаясь определить, насколько опасно это непонятное нечто и откуда оно могло взяться. Стоял, пока выглянувший из-за плеча Хассрат не произнёс со странной интонацией:
— Вот и снег выпал…
Снег. Это слово было хозяину башни известно. Снег. Замёрзшая вода, падающая с неба. Сама замёрзшая и сама падающая. Как дождь. Снег — это замёрзший дождь. Ещё — снег идёт зимой. Снег холодный. Зимой холодно. Значит, сейчас зима?
На всякий случай сделав Хасси знак не выходить, мертвец осторожно спустился с крыльца и опять огляделся. Никого. Тогда он прислушался к себе. Тоже никаких новых ощущений. А почему? Должно же быть холодно! Или он просто не чувствует?… Хассрат тоже выглядит как обычно. Ему тоже не холодно? Значит, не зима? А тогда почему снег?
Гельд ещё раз присмотрелся к оборотню и уловил исходящее от него непонятное чувство. Может, как раз этот самый холод действует? Вряд ли. Оно, чувство это, и раньше мелькало. Только не у Хасси, а у Нисси. И не всегда на улице. На кухне тоже. А там тепло, там даже Рисси купают. Значит, не то? А что? И почему?…
Недолго думая мертвец вернулся к крыльцу и довольно быстро написал пальцем прямо по пороше: «Чувство. Почему?» Оборотень какое-то время пытался сообразить, что интересует хозяина, а потом всё же спросил:
— Господин, а какое чувство?
Костлявый палец ткнул ему в грудь, а голова в капюшоне склонилась к правому плечу.
— Моё чувство?! — Хассрат снова задумался, а потом медленно, неуверенно проговорил: — Наверное, грусть. У нас… то есть там, где мы раньше жили, первый снег был праздником. Собирались, угощение собирали, веселились… Дети играли… Мы же в деревне жили, — пояснил он, — а в деревне морозная зима без снега — это голод.
Мертвец отступил на шаг, развернулся, и на белой поверхности появилась ещё одна надпись: «Холод есть?»
— Есть, — кивнул воин. — Холод есть. Только пока ещё слабый. Зима только начинается…
Три человека в чёрных рясах служителей Нурьена Милостивого медленно пробирались по заснеженному кладбищу. Впереди размахивал широкой лопатой младший жрец, расчищая путь, следом, немного приотстав, брёл с закрытыми глазами невысокий плотный старик, замыкал шествие ещё один младший, внимательно следивший, чтобы Наставник — так называли старика в храме — не упал, если, упаси Милостивый, споткнётся или поскользнётся. Иногда дорожку пересекали другие, идущие поперёк, и тогда передний останавливался и спрашивал, куда дальше. Чаще всего старший просто взмахом руки указывал направление, изредка — не открывая глаз поводил головой, как бы принюхиваясь, и тогда сопровождающие замирали, затаив дыхание.